Что будет с омулем?
Завершилась очередная путина. В этом году она проходила в крайне тяжелых условиях. Официальные данные разнятся. Чаще приводятся данные, что численность байкальского омуля в Байкале движется к критически низкому показателю и ставит вид на грань гибели. Сложнейшая обстановка складывается и в одной из ключевых составляющих сохранения омуля – искусственном воспроизводстве. Что же происходит?
Запрет или ограничение?
Не утихают споры по поводу необходимости введения запрета на лов омуля. Если запрещать, то на какой период, какие оставить разрешения? Сейчас остался разрешенным лов только для научных целей, искусственного воспроизводства, для ведения традиционного промысла коренными народами. Странно, но разрешен любительский лов на удочку. Для специалистов это звучит, как анекдот – во время нереста омуль почти не питается, используя запасы, накопленные в нагульный период, наживку он за редкими исключениями игнорирует. Единственная его цель – оставить потомство. От того, насколько успешно это произойдет, зависит дальнейшая численность вида.
В начале нынешней путины руководитель ФГУП «Госрыбцентр» Владимир Петерфельд привел результаты многолетних исследований. Объемы вылавливаемого омуля постепенно снижаются по годам. При том, что после запрета на его добычу, действовавшего в 1976-1981 гг., промышленный лимитированный лов был возобновлен в 1987 году. Тогда его запасы оценивались оптимистично. Однако с 2004 г. по 2016 г. наблюдается существенное снижение уловов и значительное увеличение размаха их колебаний, официальный вылов 2016 г. – 581 т. В 2008 году биомасса омуля впервые опустилась ниже 20 тыс. т, к 2012-2013 гг. она уменьшилась до 15,4-15,8 тыс. т, а к 2016 г. – до 12,6, тыс. т. Как показали расчеты, совокупная биомасса запасов байкальского омуля за последние 20 лет снизилась примерно в 3 раза и остается на низком уровне. Через 10 лет рыба может совсем не прийти на нерест.
Мнения специалистов, чиновников, общественников в вопросе о том, как спасать байкальский омуль, разделились. Превалирующая их часть настаивает на полном запрете промышленной добычи омуля на срок от 3 до 5 лет. Запрет, вводимый Росрыболовством, не учитывает, что такого периода будет недостаточно, поскольку жизненный цикл омуля от икринки до возраста промышленной зрелости составляет 6-7 лет. То есть отмена запрета через указанный период приведет к отлову еще сравнительно молодой рыбы.
Вот, что пишет биолог из пос. Душкачан И.А. Наумов: «Полный запрет лова байкальского омуля, с точки зрения многих оппонентов, – мера недостаточно обоснованная и второстепенная в поддержании стабильной численности его поголовья. Анализируя состояние популяции северобайкальского омуля по его вылову и нерестовой активности, можно сказать, что численность его остается в норме; более того, промысловый сезон текущего года прошел очень продуктивно. Возможно, сказался двухгодичный запрет добычи покатного омуля. Омуль в своей жизни идет на нерест 3–4 раза, поэтому его вылов недопустим, и запрет такого лова – верный и действенный ход. Таким образом, мы сохраняем основные половозрелые косяки вида».
Тем не менее, отдельное разрешение (квоты) предоставляются для искусственного воспроизводства омуля. С этим связан второй вариант спасения ценной рыбы – его искусственное воспроизводство.
Технология, экология и генетика
Даже сами специалисты рыбоводной отрасли высказывают опасения по поводу того, как осуществляется искусственное воспроизводство в последнее время. Байкальский омуль (Coregonus migratorius (Georgi 1775)) – самостоятельный эндемичный вид, обитающий только в Байкале, а на нерест отправляющийся во впадающие в озеро реки. За миллионы лет омуль распространился по всему Байкалу и сформировал ряд географических популяций (селенгинская, баргузинская, маломорская и др.), а также разделился на популяции, отличающиеся по местообитаниям и питанию: пелагический (обитающий в толще вод), прибрежный и придонно-глубоководный. Такие специализации позволили омулю адаптироваться к локальным химическим, температурным и прочим особенностям, а популяциям избежать конкуренции за пищевые ресурсы. Закрепились четкие популяционные признаки. Так, в Чивыркуйском заливе, где его называют «кучелга», он мелкий, но очень жирный, а селенгинский, называемый «большеглазиком», наоборот, самый крупный. У популяций сформировалась генетическая память по местам обитания и нереста.
Проблема в том, что при частичной наполняемости омулями-производителями рыбоводных заводов, расположенных в разных местах, отловленную живую рыбу для продолжения процесса искусственного воспроизводства стали свозить только на один из заводов – Большереченский. Два других, Селенгинский и Баргузинский были законсервированы (сейчас все три рыборазводных завода переданы из уничтоженного ОАО «Востсибрыбцентр» в ведение ФГУП «Главрыбвод»). Биологически страшнее то, что такими перемещениями люди внесли путаницу в генетическую память популяций, создали прецедент для их смешивания. Попав в непривычные условия, часть рыбы погибает, адаптация либо возвращение в исконные условия занимает много лет, серию поколений.
Весь наш мир пропитан информацией. И отнюдь не только такой, которую мы воспринимаем и передаем через слух, зрение и прочее, а еще более древней – генетической. Реакция может быть отрицательной, когда организм погибает, либо положительной, когда он дает потомство, на уровне генома передает следующим поколениям лучшее из накопленного им самим и предыдущими поколениями. В этой связи разделяют понятия «филогенез» - свойства, накапливаемые всем видом, и «онтогенез» - отличительные особенности, накопленные отдельно взятой особью. Причем в продолжении потомства выделены две стратегии: качества и количества. При первой потомство немногочисленное, рождается редко, но изначально обладает повышенной выживаемостью, находится под присмотром родительских особей. При второй появляется очень много детенышей, из которых выживают только самые жизнеспособные. Омуль относится к стратегии количества.
Омуль – естественный биологический вид. Наивно рассматривать его в отрыве от других физических, химических, экологических факторов. Экологические факторы связывают его не только с хищниками и кормовой базой, а и социальной средой непосредственного потребителя – человека. Здесь тоже развивается стереотипное отношение, что на численность омуля влияет нерпа. Этот единственный в Байкале вид водных млекопитающих омулем не питается, для нерпы это слишком быстрый пищевой объект. В этом году отмечены несколько случаев гибели нерп и выбрасывания трупов на берег, особенно в южной части Байкала, что связывают с антропогенными факторами и последующими изменениями экосистемы Байкала.
Вырубка лесов ведет к ослаблению почв, они замутняют воду, засыпают русла. Отравленные стоки с предприятий, потоки воды с мест пожаров, насыщают воду химическими загрязнениями. Одновременно происходит искусственное и естественное изменения уровней вод. В байкальском регионе это выражено очень ярко и болезненно. Искусственное изменение уровня воды в Байкале со стороны Иркутской ГЭС, зарегулирование верхнего течения главной артерии поверхностного водного питания Байкала, реки Селенги, в Монголии (вопреки официальным спорам о строительстве там ГЭС монголы уже давно отводят воду из Селенги на технические нужды, компенсируя пересохшие у них водотоки), недостаточная очистка сточных вод, проникновение в Байкал биологических загрязнителей – все это способствует усиленному загрязнению вод, подавлению кормовой базы. Вредят не только крупные предприятия, а мелкие очаги, местные жители, которые в условиях несовершенства законодательства, запретов стараются отхватить хоть что-то из погибающей экосистемы Байкала.
И все же искусственное воспроизводство необходимо. Касается это не только рыбы, а и любых природных ресурсов: почв, лесов, объектов охоты, полезных ископаемых и т.д. Искусственное воспроизводство изначально было направлено на возмещение того объема рыбы, который извлекался для промысла, а также защиты хотя бы части промыслового стада от браконьерства. Потому и участки, где добывают особей-производителей, находятся под особым контролем, а рыбоводные заводы расположены в наиболее удобной удаленности от мест отлова и в дальнейшем для ската в Байкал личинок и молоди омуля.
Браконьерство на Байкале было всегда, но таких масштабов, как сейчас не достигало никогда. Как-то, работая на Селенге, спросил у сотрудников рыбоохраны, много ли здесь браконьеров. Они ответили: «Все». Есть мнение, что по официальным данным численность нерестового омуля, как и его запасов в Байкале преднамеренно занижается, чтобы скрыть объемы нелегальной добычи. Опять же то, что даже рыбоводные заводы не могут отловить даже малой части от необходимого, возвращает в выводу либо о браконьерстве, либо о реальном снижении численности.
Многолетними наблюдениями ученых-ихтиологов доказано, что без искусственного воспроизводства, без участия человека, создания для части нерестовой рыбы и икры благоприятных условий, восстановление популяции омуля оказывается под большой угрозой. Функцию эту выполняют рыбоводные заводы.
При искусственном воспроизводстве икра защищена от ряда негативных факторов. Она инкубируется в специальных агрегатах, аппаратах Вейса – цилиндрических прозрачных емкостях, по форме напоминающих элеваторы. Увидеть инкубационный цех в работе – впечатление на всю жизнь. Это большое помещение размером со спортивный зал, в котором длинными рядами до потолка на этажерках расположены инкубационные аппараты. Во время инкубации через аппараты Вейса постоянно прокачивается вода из реки. Через прозрачные стенки аппаратов можно наблюдать, как происходит развитие от желтеньких шариков, потом у них появляются глазки, закладывается скученное спиралью тело будущих рыбок. Специалисты постоянно, скрупулезно обходят инкубаторы, аккуратно извлекают мертвые, помутневшие икринки, следят за равномерностью течения воды.
В инкубаторах в таких условиях икра защищена от механических воздействий (заноса грунтом, драгировок русла), от хищников, от поражения заболеваниями, а расположение рыбоводных заводов в экологически чистых местах защищает от химических воздействий. Также защищены проклюнувшиеся личинки, а затем и подрощенная молодь. В финале остается лишь выпустить рыбок в реку, где им предстоит начать самостоятельную жизнь.
Сейчас в самый пик сезона инкубационные цеха почти пусты, больше напоминают склад завода стеклотары. Индустрия, совершенствовавшаяся десятилетиями, замерла.
А если все иначе?
Ученые, ведущие собственные изыскания на севере Байкала, независимые от того, что сообщают официальные, подведомственные Росрыболовству, ведомства, рассказывают: «Возможно, часть южных популяций пришла на север Байкала. Причин тому может быть несколько: - наличие богатой кормовой базы здесь, изменение экологической ситуации на юге, поиск новых нерестилищ. Последние десятки лет нерест северобайкальской популяции проходит стабильно, но сроки нереста несколько сместились, - он проходит позднее и более растянут по времени. Некоторые косяки не доходят до нерестилищ и мечут икру в несвойственных им ранее местах или вообще не заходят в реки и нерестятся в Байкале на отмелях устьев рек».
Есть диссонанс между данными, приводимыми по южным и северным участкам Байкала. То, что в южной части антропогенная нагрузка намного выше, чем в северной, очевидно. И в такой ситуации вероятность смещения омуля в экологически благоприятные условия очень велика. Но столь же вероятно изменение его биологических циклов. Человечеству, начавшему этот процесс, теперь необходимо внести значительные коррективы по взаимодействию с экосистемой Байкала, адаптироваться под созданные им же условия, чтобы спасти и ценные виды, и экологическую, и социально-экономическую обстановку.
Алексей Левашкевич